Путин сказал тихо. Но прозвучало, как кулаком по столу: Что изменится в России? Прежняя модель управления ростом производительности признана неработоспособной. Впереди — переход к жёсткому отраслевому управлению с привязкой бюджетных стимулов к реальным показателям. В сухом остатке это означает, что экономика входит в этап серьёзного пересмотра привычных правил игры. Обеление перестает быть точечной кампанией и превращается в системную зачистку серого и квазилегального контура.
Прежняя экономическая модель России исчерпала себя. Об этом на заседании Совета по стратегическому развитию и национальным целям заявил глава государства Владимир Путин. И хотя президент говорил о многом: о стратегических горизонтах, ориентирах, системных проблемах текущей модели экономического развития, но стоит особо отметить такие два блока, как процесс обеления рынка и провал по производительности труда.
Как отмечает экономист, блогер Константин Двинский, за последние пять лет процесс обеления действительно дал измеримый фискальный эффект. И ключевую роль здесь сыграл председатель Правительства Михаил Мишустин, который ещё будучи руководителем ФНС заложил архитектуру цифрового налогового контроля.
Цепочки НДС, прослеживаемость поставок, онлайн-кассы, маркировка и автоматическое сопоставление потоков резко сузили пространство для серых схем. Это напрямую отражается в цифрах: если в 2019 году ненефтегазовые доходы бюджета составляли около 12,2 трлн рублей, то в 2024 году превысили 25,5 трлн. Рост более чем в два раза — это следствие как ускорения экономики, так и результат вывода из тени триллионных оборотов,
— пишет в своей статье Двинский.
Пока что потенциал дальнейшего обеления остается крайне высоким. Ведь 10–12% ВВП по-прежнему находится в серой зоне. А это до 25 трлн рублей ежегодного оборота.
А что с институтом самозанятых?
Ещё более масштабный перекос — это институт самозанятых, численность которых постепенно приближается к 15 миллионам. Его используют не только как легальный механизм ухода от страховых взносов и полноценного подоходного налога, но и для того, чтобы подменить трудовые отношения гражданско-правовыми договорами с сохранением полной зависимости работника.
Потери бюджетной системы и социальных фондов оцениваются в диапазоне 500 млрд — 1 трлн рублей в год. Это уже прямой фактор подрыва устойчивости пенсионной, медицинской и страховой системы. В текущей конфигурации институт самозанятых несовместим с долгосрочным бюджетным балансом, однако его демонтаж политически отложен как минимум до 2028 года. Тем не менее, определённое ужесточение надзора мы можем увидеть,
— отмечает экономист Двинский.
Что будет с «Фудсити» и «Садоводом»?
Ещё один момент, на который указал Путин, — это контроль за обращением наличных денег. Что, в свою очередь, является ударом по конкретной инфраструктуре теневой экономики, считает автор статьи. Поскольку в крупных регионах есть целые узлы наличного оборота — оптово-розничные рынки, логистические кластеры и полулегальные торговые хабы, где наблюдается концентрация нелегальной занятости, преимущественно миграционной, и замыкаются цепочки обналичивания и теневого оборота.
Эти площадки вроде «Фудсити» и «Садовода» давно превратились в центры финансово-экономического криминала, вокруг которых формируются замкнутые этнические анклавы со своей неформальной системой управления и защиты. Усиление контроля за наличными фактически означает демонтаж финансового фундамента этой модели: без наличного контура вся эта конструкция начинает рассыпаться,
— добавил эксперт.
Бюджетные стимулы привяжут к реальным показателям
Что касается производительности труда, то недовольство президента логично. Потому что при дефиците рабочей силы в 1,5-2 млн человек рост производительности — это единственный эффективный способ расширения выпуска. Кроме того, это инструмент сдерживания миграционных потоков, ускорения технологического обновления и роста реальных доходов граждан.
Однако ведомства, которые должны были этим заниматься, не только не выполнили поставленные задачи. Они не создали даже базовую инфраструктуру: ни в Минфине, ни в Минсельхозе, ни в Минцифры нет отраслевых центров компетенций по производительности.
С точки зрения макроэкономической логики это означает одно: прежняя модель управления ростом производительности признана неработоспособной. Впереди — переход к жёсткому отраслевому управлению с привязкой бюджетных стимулов к реальным показателям, с вовлечением госкорпораций как якорных заказчиков технологических решений и с персональной ответственностью за результат,
— резюмирует Константин Двинский.
Об авторе
