Мир после украинского конфликта будет пёстрым, но с тремя устойчивыми центрами силы. Россия — как самодостаточная цивилизация, США — в кризисе, Китай — в зависимости. Казахстан стоит перед выбором: стать частью евразийского пространства или остаться буфером? Прогноз в интервью спецкору Pravda.Ru Дарье Асламовой дал казахстанский политолог Пётр Своик.
— Мы снова встречаемся в Казахстане — спустя три года после трагических событий. Это были погромы 2022 года, когда казалось, что казахстанская государственность не удержится. Но она удержалась. И вот сейчас мы здесь, чтобы поговорить о том, что произошло. Когда к власти пришёл президент Токаев, он заговорил о новом, справедливом Казахстане. А где же тот старый, назарбаевский?
— Кантар (так называют здесь январь 2022 года) произошёл совсем не случайно. Это был тот самый промежуток, когда Россия уже объявила ультиматум НАТО, пообещав меры военно-технического характера, а вскоре началась специальная военная операция. В декабре 2021 года был ультиматум, в феврале — СВО, а в январе — Кантар.
— Вы говорите о погромах в Казахстане?
— Погромы были сопутствующим механизмом. На самом деле это была попытка госпереворота. И она тоже произошла не случайно — сразу после неформального саммита в Санкт-Петербурге. Туда летали оба наших президента — и первый, и второй — но по отдельности. И оба встречались с президентом России — тоже по отдельности. А по возвращении случился тот самый Кантар. Неудачная попытка госпереворота.
Президент Токаев в те непростые дни повёл себя весьма достойно. И именно от этого мы должны отталкиваться, анализируя всё последующее. Прямым следствием Кантара стал Конституционный референдум. Это было летом. Во-первых, мы вычеркнули из Конституции бывшего Елбасы, первого президента Назарбаева. Во-вторых, туда включили новый семилетний, причём единственный срок для президента. В-третьих — не менее важное: поправка о том, что земля и недра принадлежат народу.
Это вообще революционно. С 2022 года земля и недра «принадлежат народу» — правда, пока только на бумаге, на которой напечатана Конституция. В жизни всё осталось как есть.
Осенью 2022 года прошли досрочные перевыборы президента Токаева. И это был лозунг его избирательной программы: строительство вместо старого Казахстана — нового и справедливого. Тот старый Казахстан когда-то был новым. Это конец 1990-х — время создания вывозной экономической системы. Казахстан встроился в мировой рынок исключительно в интересах этого самого рынка. Это территория удешевлённой добычи природных ресурсов, вывозимых по промежуточным трансферным ценам. Это также территория внешнего инвестирования и кредитования.
Здесь так называемые банки — и главные, и второго уровня — не являются механизмами развития кредитования и инвестирования в национальной валюте. Это механизмы подавления национального кредита, национальных инвестиций и вывоза доходов от внешних инвестиций. Причём сам вывоз доходов по значимости даже превышает вывоз сырья. Казахстан эксплуатируется не только как поставщик ресурсов, но и как донор внешних инвестиций с массированным возвратом прибыли.
Казахстан воспринимался — и до сих пор воспринимается — как сырьевой промежуток между странами, которые вывозят отсюда ресурсы. Чем меньше здесь людей — тем меньше проблем. Главное, чтобы нефть качали.
Схема, по-своему, не глупа. Я бы даже сказал — идеальна. Для внешнего пользователя. Причём в рамках этой модели — без жестокостей, чисто рыночными механизмами — мягко, плавно, но неизбежно, внутри Казахстана должно остаться только то, что обслуживает экспортно-сырьевой вывоз и внешнее финансирование. Просто качалка нефти, добыча копательных ресурсов. Всё остальное — не нужно. И оно должно умереть. Умереть в рамках этой вывозной модели.
— Это гитлеровская модель? Оставьте только рабов для обслуживания трубы.
— Нет. Гитлер устраивал концлагеря, а здесь — просто либералы. Либералы в Национальном банке, в банковской системе, на финансовом рынке и в правительстве. Там всё — сплошь либералы. И, строго исповедуя свой канон, они ведут дело к тому, что внутри Казахстана скукоживается всё, что не работает на внешний вывоз. С точки зрения устройства мирового рынка очень умная схема. А зачем внутри Казахстана тратить ресурс, если он нужен только для работы на внешний рынок? Люди не нужны, страна не нужна. Лучший кадровый потенциал, наиболее способная молодёжь учится за границей и предпочитает не возвращаться.
Да, это вывозная экономика. Но я не сказал главного. В этом вывозе участвует и верхушка политической системы. У нас политическая система не просто президентская — она компрадорская. Президент, его окружение, его команда — они участвуют в экспортно-сырьевом вывозе, они же участвуют во внешнем инвестировании и кредитовании.
Значительная часть так называемых иностранных инвестиций и займов — это наши же казахские деньги, выведенные отсюда. Они проходят через офшорные или вполне легальные европейские юрисдикции и возвращаются обратно. Вот такая вывозная модель.
Президент, решив изменить всё это — превратить старый Казахстан в новый, пока потерпел полную неудачу.
— Почему?
— Потому что ему и его команде пока удалось лишь закрепиться во власти — на формальных постах. Старый назарбаевский Казахстан был фантастической копией российской схемы 1990-х годов, но с принципиальным дополнением. У вас ранний Путин начал эту систему ломать — на ЮКОСе, на Ходорковском. По закону, не по закону, через колено — но тенденция была сломана.
Хотя банковская система России ничуть не лучше нашей. Это такой же механизм обеспечения внешнего инвестирования, вывоза доходов от этих инвестиций и подавления внутренних, национальных вложений. Центробанк России делает то же самое, что и наш Национальный банк.
У вас двойственная ситуация. С одной стороны — спецоперация, которую можно рассматривать как национально-освободительную войну. На самом деле СВО — это часть мировой гибридной войны. Причём она имеет гражданский характер: внутри глобальной системы идёт раскол. Националисты-промышленники ссорятся с глобалистами-финансистами. Трамп — такой командарм Тухачевский у себя в США. И эта война идёт и в России. Ваш Центробанк воюет на той стороне.
Почему Верховный главнокомандующий пока не трогает? Менять банковскую и финансовую систему России — дело непростое. Возможно, надо просто прожить при такой системе, дождаться окончания военной развязки на Украине, а уже потом приступать к внутренним реформам.
Но это ваша ситуация. А мы в этом смысле стали просто идеальным вывозным государством. Если бы стояла задача найти образцовый, музейный, но действующий экспонат современной неоколонии XXI века — у нас он представлен полностью.
У нас на Тенгизе, Карачаганаке и Кашагане — фактически колониальные фактории. Только добывают они не пушнину, а нефть. И имеют полное обеспечение из своих метрополий. Казахстанского содержания в деятельности этих иностранных нефтедобытчиков почти нет. Почти все — оборудование, комплектующие, материалы — завозится из метрополии. Это чистый формат британской колониальной империи, которая торговала со своими колониями именно так: колония — это сырьё, метрополия — промышленный продукт.
И это точно такой же классический образец американской финансовой империи, где эксплуатация периферии осуществляется через внешнее инвестирование и кредитование. Мы — идеальный, действующий музей истории колониализма. Вот что такое Казахстан.
Участие политической верхушки Казахстана в вывозной экономике — это и привилегия, и обязанность. Им разрешено откладывать деньги в Лондоне, покупать там престижные особняки или, скажем, квартиру Шерлока Холмса на Бейкер-стрит. Но это и обязанность — вывозить отсюда доходы и складировать их именно там.
— Скажи, как сейчас в Казахстане? Когда мы встречались три года назад, рассчитывали, что спецоперация закончится достаточно быстро. Всё изменилось. Война вышла из рамок российско-украинского конфликта и стала зоной противостояния между НАТО и Россией. Как здесь, в Казахстане, рассматривают ситуацию — и наши шансы на победу?
— Казахстан — по обе стороны фронта, по вполне понятным причинам. У нас вывозная экономика, в которую вовлечена вся верхушка. А где верхушка — там и средний класс, и обслуживающее экспертное сообщество, и так далее. Экономика не просто внешне ориентирована — она прозападно ориентирована. Мы, в конце концов, качаем нефть не в Россию, а через Россию — в Европу. И деньги вывозятся и складируются не в Москве, а в Лондоне.
Поэтому привязка к Западу — и, соответственно, проукраинская позиция — здесь просто структурно задана. Равно как и пророссийская позиция — она в Казахстане не менее сильна. По обе линии фронта.
Теперь о самой СВО. Надо хорошо понимать: это — война. И это не война России с Украиной. Украина — всего лишь площадка военных действий, расходный материал. Не более. Эта война имеет три этапа.
Этап первый — начальный
Это действительно была российско-украинская война. Обнаружилось, что Украина готова сопротивляться СВО. На улицах Киева раздавали автоматы Калашникова всем желающим — для реальной обороны. И эта война закончилась в Стамбуле. Стамбульские соглашения. Всё, на этом российско-украинская война завершилась.
Этап второй — американский
После этого началась вторая война. Её объявил Борис Джонсон — но это была не британская, а американская война. Война всего Объединённого Запада против России. Или России — против всего Объединённого Запада. После того, как украинское контрнаступление разбилось о линию Суровикина, ситуация изменилась. Война консолидированного Запада против России — а это был именно консолидированный Запад: США и их европейский филиал — НАТО, Евросоюз — завершила свой активный этап. Внутренних разногласий у них не было, и ставка была сделана на нанесение России поражения на поле боя.
Этап третий — европейский
С приходом Трампа началась третья война — уже России против Европы. Против НАТО. Фактически — против Европы. США вышли из этой войны. Они объявили её не своей. Да, США участвуют — хотя бы через космическую разведку. Если бы этих данных не было, Украина перестала бы сопротивляться за две недели. Но, тем не менее, США уже заявляют: это не их война.
Что касается аляскинских соглашений. Да, потенциал Аляски исчерпан — у Трампа. Объясняю. В этой войне, которую сейчас ведёт всего лишь Европа — уже без Америки — против России на полях Украины, у России и у США в исполнении президента Трампа гораздо больше совместных интересов, чем противоположных. Трампу нужно закончить с Европой.
Что такое Европа? Это вынесенный по итогам Второй мировой войны промышленный форпост самих Соединённых Штатов — через восстановление поверженной Германии. Этот форпост действовал под присмотром американских военных баз. Точно так же, как Япония — промышленный форпост, вынесенный из США, опять же под присмотром американских оккупационных баз. Южная Корея, Тайвань — всё это вынесенные промышленные форпосты США.
США стали производителями денег, а их форпосты — поставщиками промышленной продукции. Сейчас, в исполнении Трампа, Америка должна снова стать великой — не как глобальное государство, а как национальное. То есть верх должны взять промышленники, не финансисты-глобалисты. Поэтому задача Трампа — сбросить с себя обязанности военного попечения Европы, перевести это на коммерческую основу и забрать промышленную мощь Европы себе. Сделать Европу покупателем своего СПГ. И всё.
У Путина другая задача: демилитаризовать Европу, убрать её враждебность. У него нет цели захватить Европу. Цель — убрать агрессивность по отношению к России. Европа как промышленный и финансовый филиал США заканчивается. Её мощь строилась на двух вещах: гигантском торговом профиците с Америкой, на том, что Европейский Центробанк был фактически банком второго уровня Федеральной резервной системы — жил на её кредитах.
Сейчас и то и другое сворачивается. Соответственно, все потуги наладить какое-нибудь танковое производство — это ни о чём. Потому что, чтобы делать танки, нужно иметь свой уголь, свою нефть, свой газ, свои редкоземельные металлы и свои источники финансирования — а не заёмные.
А у Европы сейчас стоит вопрос — всего лишь выживания. Это война на Украине консолидирует их и заставляет бороться из последних сил. Но перспектива на ближайшие 10−15 лет — просто выжить. Причём выжить в россыпь. Евросоюза уже не будет. Будет старая, добрая европейская конкуренция имперских проектов. Они будут душить друг друга, подставлять ножки — и так далее.
— Когда закончится война?
— Во-первых, она закончится на условиях России. Она не может завершиться раньше, чем эти условия будут реализованы. Это война не может закончиться промежуточно. Здесь кто-то один будет повержен — это уже по определению. Вопрос только в том, когда та сторона вынуждена будет принять условия Путина.
— Почему эта война будет идти до победного конца?
— Потому что принятие этих условий означает замену политических режимов. Режим Зеленского в принципе не может на них пойти. Сам Зеленский, который всё рвётся на встречу с Путиным и, возможно, мечтает о ней — скорее всего, готов договариваться. И, в конце концов, на условиях Путина. Лишь бы ему дали возможность дальше жить и тратить свои деньги.
Но за Зеленским стоит вся система. Он не сможет договориться с Путиным, чтобы сохранить всех. Этим всё равно придётся что-то делать — куда-то валить, в Канаду, в Монако прятаться. Они будут сопротивляться до конца. Более того, вслед за заменой киевского режима неизбежна замена режимов в Германии, Британии, Франции. Они все завязаны на это. Это одна и та же система.
Поэтому то, что война закончится на условиях Путина — без вариантов. А вот когда та сторона вынуждена будет пойти на эти условия — скорее всего, в следующий год.
— Здесь в Казахстане мне часто говорят, что это не война России с НАТО, а якобы Россия выступает в роли прокси — агента большой войны между Америкой и Китаем, и что нас просто используют… Как ты это оцениваешь?
— Это — обиженная Европа. Очень обиженная на Россию, которая вдруг повернулась к ним спиной, а лицом — к Китаю. Теперь они выдвигают версию, что Путин стал марионеткой Си Цзиньпина, а Россия — якобы колония. Это глупости.
На самом деле мир будет делиться не на двоих, а на троих. Потому что новый, постглобальный мир будет состоять из макрообразований — цивилизаций, если хотите. Это важно: цивилизация. Кстати, отвлекусь и скажу — в России в 2023 году, в самый разгар СВО, когда исход был под вопросом, была принята новая концепция внешней политики. В ней Россия названа самобытным государством-цивилизацией. Обширной евразийской тихоокеанской державой.
Это государство-цивилизация охватывает народы и культуры русского мира. Ключевые слова: «русский мир» и «государство-цивилизация».
Если вспомнить Хантингтона — после распада СССР на Западе было две противоположные концепции: Фукуяма с его «концом истории» — победа либерализма, и Хантингтон — «столкновение цивилизаций». Так вот, Россия не случайно объявлена цивилизацией. Она и есть цивилизация. И будет частью нового мира не только потому, что она целостная и ни на что не похожа, но ещё и потому, что она — единственная из трёх — стопроцентно самодостаточная.
Американцы — почти самодостаточны, но не во всём. Кстати, идея Трампа забрать себе Гренландию, Канаду и Панаму — это как раз движение в сторону ресурсной и транспортной самодостаточности. Но всё равно им кое-чего не хватает. Например, уран, редкоземы, титан для «Боинга». Этого у них нет. Они не критически, но достаточно зависимы извне.
Китай — зависим роковым образом. Он огромный, но имеет массу внешних зависимостей. Пытается от них избавиться, диверсифицировать. Например, неохотно принимает предложения о строительстве стратегических газопроводов из России — потому что ему нужно раскладывать яйца по разным корзинам. Но он роковым образом несамодостаточен.
А Россия — особенно с учётом русского мира и всего евразийского пространства — не просто полностью самообеспечена, она ещё обладает колоссальным экспортным потенциалом тех самых ресурсов, которых не хватает другим. Поэтому, даже если у неё меньше населения и несопоставимый с Китаем или США ВВП — это ничего не значит. Россия будет самостоятельным полюсом нового мира.
— То есть ты считаешь, что мир поделят на троих?
— Да. Именно так. На самом деле мир будет как лоскутное одеяло — очень пёстрым. Там чего только не будет. Но я бы на первое место поставил Россию — именно в силу самодостаточности. России даже автаркия не страшна. Более того, она, пожалуй, была бы полезна.
Америка — вторая. Она переживает тяжёлый кризис, и всё самое серьёзное у неё ещё впереди. Там уже идёт гражданская война — самая настоящая, просто пока не на улицах. Это война между демократической и республиканской партиями, которые раньше были как две ноги одного организма. Политическая система США двигалась за счёт двухпартийной конкуренции — не более чем правая нога против левой. А теперь — это уже на разрыв.
Республиканцам через Трампа досталась роль отражения интересов национального промышленного капитала. Демократы отстаивают интересы глобального финансового капитала. И тут важно понимать: глобализация состоялась только в области финансов. В промышленности глобализации нет. Даже крупнейшие производители делят рынок между собой. Нет ни одного монополиста — ни в производстве самолётов, ни ледоколов, ни тепловозов. Всё делается десятками разных компаний по всему миру.
Промышленникам глобальный мир не нужен. Им нужен свой макрорегион. А глобальный мир нужен только финансистам. Поэтому сейчас идёт глобальная гибридная война — гражданская война внутри одной и той же системы.
— Ты говоришь сейчас о США?
— Они — везде. И в Америке. Трамп — это такой красный командир, который атакует. Трамп в этой части гражданской войны, которая идет на территории главной финансовой метрополии, одерживает победу. Будет ли она окончательна, еще вопрос, но пока он демократов гнобит, и у них пока нет никаких шансов выстоять против Трампа.
В Китае Си тоже одерживает — не окончательную, но серьёзную — победу над проамериканской частью китайской элиты.
А в России — пожалуйста. Пятая колонна вполне официальная: Центробанк, Минфин и вообще вся финансовая часть экономики. Банковская система — это та часть, которая воюет на противоположной стороне.
— Сознательно или бессознательно?
— Волк сознательно ест мясо, корова сознательно жуёт траву? Так и банковская система — она была создана такой.
— А если бы нам дали возможность вырваться из этой схемы и стать действительно независимым государством, с независимой финансовой системой?
— А у вас вариантов нет. Дело в том, что та часть, которая не пятая колонна, а которая реально вступила в конфронтацию с Западом — это уже невосстановимый разрыв. Россия в ельцинские времена и в раннепутинский период тоже работала как экономика на вывоз — как сейчас Казахстан.
Вся российская элита была вывозная, укоренённая во внешнем интересе. Жёны, любовницы, дети — в Лондоне. А здесь — просто место заработка.
Сейчас произошёл невозвратный разрыв элит. Путинская часть российской элиты, даже если бы захотела, уже не может откладывать туда. Даже если коррумпируется — всё равно вынуждена хранить деньги в России. У неё варианта нет. У других — тоже нет.
Есть, правда, часть, у которой там многое осталось, и которая хотела бы к этому вернуться. Это — финансовая часть российской элиты. Но им уже не дано. Хранить капиталы на недружественной территории уже невозможно. А у нас — пока это работает вовсю. В этом и есть принципиальная разница между нами и Россией.
— По твоим словам, старый Казахстан не умер — компрадорская элита, вывозившая деньги из страны, ещё жива. А новый Казахстан так и не был создан. Что дальше? С каким партнёром мы имеем дело?
— Если это вопрос от российской стороны — с кем мы имеем дело? — то я отвечу вопросом на вопрос: а мы с кем имеем дело? Россия пока вполне определила себя и заявила себя как противник Запада. И это очень правильно. Именно это обеспечивает устойчивую поддержку российской правящей системы в народе. Она действительно опирается на поддержку россиян.
— То есть в борьбе против чего всё понятно. А за что?
— Пока что Россия не сформулировала ничего — ни для себя, ни тем более для соседей. Сейчас идёт такой политес: все взаимно признают друг друга как независимые государства. Что, конечно, абсурд — но этот политес работает вовсю.
Понятно, что вся эта независимость была навязана извне — ещё во времена, когда только строились вывозные экономические системы и в Казахстане, и в России. Тогда примат независимости был способом не допустить постсоветской консолидации.
А сейчас — ни с нашей стороны, ни с российской — не предложено никакой новой консолидирующей идеи. Просто не предложено. Все пока делают вид, что уважают независимость.
Недавно прошёл очередной саммит СНГ. Сам по себе он ничего не значит — там всё по протоколу, дежурные речи. Но, между прочим, это очень важное, где-то даже судьбоносное событие. Объясняю. СНГ в своё время придумали три собутыльника в Беловежской пуще — как отмазку за то, что они сделали. В те годы СНГ существовало как бракоразводная контора. И свою функцию она выполнила: «супруги» разошлись. Но контора — вдруг не умерла. Она пустопорожняя, но работает. А раз работает — значит, у неё есть перспектива.
А какая перспектива? А перспектива в том, что всё равно должна быть какая-то евразийская консолидация. Причём — заведомо не в тех рамках, в которых она существует сейчас. После окончания украинской войны неизбежно встанет вопрос: а мы кто? Казахстан — часть евразийского цивилизационного пространства, часть русского мира? Или мы — заведомо просто буфер между Китаем и Россией?
Пока всё внимание поглощено войной: силы, средства, концепты — всё сосредоточено на том, как закончить Киев, как закончить Украину. Но когда это завершится, начнётся следующий этап — размышления о себе. Врагов больше нет. Украинский режим — частично интегрирован, частично демилитаризован и денацифицирован. И теперь вопрос: что дальше?
Европа тоже меняется. Вместо Меркель — Алиса Вайдель, вместо Стармера — Найджел Фарадж, вместо Макрона — Марин Ле Пен или какой-нибудь молодой политик, который уже явно не собирается воевать с Россией. То есть внешняя угроза исчезает. И наступает момент, когда надо думать о себе. Как именно думать — пока не очень понятно. Но точно — этот момент наступит. Мы просто пока до него не дожили.
— Ты наблюдаешь войну не просто как конфликт между Россией и НАТО через Украину. Ты ещё смотришь на неё как энергетик по образованию. Мы ведём войну всерьёз?
— Энергосистему Украины в своё время создавали с расчётом на, внимание! — атомную войну. И тем не менее, это не какие-то подземные сооружения. Всё — надземное, на виду. Сердцем энергосистемы являются не электростанции, даже не атомные станции. Сердце — это узловые подстанции. На Украине это подстанции на 700 киловольт.
Мощные, крупные, на очень высоком напряжении. Таких на территории Украины, если не ошибаюсь, не больше десяти. И часть из них уже перешла на другую территорию. То есть на самой Украине осталось, может быть, шесть, может быть, семь таких узловых точек.
Удар по такой подстанции — это всё равно что удар, если не в сердце, то по печени и почкам. Сразу не очнёшься. Эти узловые подстанции — ключевые точки всей энергосистемы. Понятно, что они чрезвычайно хорошо защищены ПВО. Но достаточно пары «Кинжалов», которые неуязвимы для противоракетной обороны. На одну подстанцию — один «Кинжал». То есть технически это вопрос двух-трёх дней: разбомбить все подстанции. Их всего семь — максимум десять ракет. Четырнадцать — и всё, энергосистема обрушена.
Почему же этого не делают? Энергосистему Украины бомбят уже который год. Много чего выносят — но подстанции не трогают. А ведь это узлы. Почему?
Прежде чем выскажу версию, добавлю: через Днепр — всего около 20 мостов. Из них шесть — это плотины электростанций. То есть не просто мосты, а критически важные объекты. 20 мостов — это 40 «Кинжалов» или 20 порций «Орешника». И всё — на этом война заканчивается. Почему не бьют по мостам? Потому что это гибридная война. И, строго говоря, сама война — не главная её составляющая.
Гибридная война — это не только военные действия. Политическая, информационная, финансовая составляющие — не менее важны. Возьмём те же мосты через Днепр. Это не просто пути, по которым идут европейские боеприпасы на воюющую сторону. Это ещё и маршруты, по которым Китай поставляет свои товары в Европу. Это линии снабжения мирного населения. И разрушение таких мостов — это, во-первых, удар по Китаю, а во-вторых — по гражданским. Да, сейчас население страдает, но, если перекрыть снабжение — это будет катастрофа.
То же самое касается узловых подстанций. Представим, что Верховный главнокомандующий дал приказ нанести удары хотя бы по двум подстанциям на 700 кВт. Что это означает? Аварийная остановка атомных электростанций. До Чернобыля, конечно, не дойдёт — системы аварийного отключения сработают. Но всё равно это будет гигантский шок: отсутствие электроснабжения в огромных регионах, города без света, воды, канализации, больницы — без освещения. Это удар, который слишком силён.
Не нужна никакая атомная бомба — достаточно разбомбить три таких подстанции, и всё закончится. Но этого не делают. Я не могу объяснить за Верховного главнокомандующего, почему он этого не делает. Но у меня есть понимание. Почему не бьют по узловым подстанциям, по мостам, почему не трогают Центробанк? Потому что это гибридная война. И в ней, по всей видимости, существуют негласные соглашения — некие рамки, за которые нельзя выходить. Есть общее понимание: что можно, а что — нет…
Возвращаясь к Аляске — там было достигнуто полное взаимопонимание, но на условиях Путина. Трамп понял, на чём стоит Путин и чего он хочет. И поскольку это не противоречило его собственным интересам, а скорее совпадало с ними, он взялся реализовывать договорённости — прежде всего в отношении европейцев.
Путин, в отличие от многих, исполняет те обязательства, которые берёт на себя. У него нет проблемы с неподчинением. А вот Трамп, договорившись на Аляске, столкнулся с сопротивлением и непониманием со стороны своих же союзников — бывших сателлитов, бывших вассалов, которые вдруг решили сопротивляться. Трамп разочаровался не в Путине, а в европейцах, которых он не смог заставить действовать в рамках достигнутых договорённостей.
И вот что важно: в эти договорённости, очевидно, входит и ограничение военных действий — чтобы они не выходили за те пределы, после которых начнутся необратимые последствия. Я говорю не только об обмене ядерными ударами. Разумные люди по обе стороны, несмотря на взаимную неприязнь, недоверие и желание причинить друг другу максимум неприятностей, всё же понимают: есть линии, за которые нельзя заходить.
И я считаю, что сохранность мостов на Днепре и узловых электрических подстанций на Украине — это те самые красные линии, которые пока никто не решается пересечь. Возможно, президент Путин сам для себя провёл эти красные линии. Наверняка в его окружении, в том числе в Генштабе, предлагались варианты: вот, если атаковать определённые объекты — война закончится. Но главнокомандующий не принимает решение идти по этому пути.
По всей видимости, выбран более мягкий сценарий. И лет через 15 мы, возможно, будем говорить: президент России в крайне сложные времена принял гениальное решение — не трогать Центробанк, не бомбить мосты через Днепр.
А может, наоборот — скажут, что это была трагическая ошибка. Что надо было начинать именно с этого. Это мы узнаем потом. А сейчас мы живём внутри этой истории. Она ещё не завершена. Мы — в её контексте.
